Что такое дата-феминизм?

Кэтрин Д'Игнацио и Лорен Кляйн пишут книгу «Дата-феминизм», в которой идеи и практики интерсекционального феминизма используются, чтобы иначе взглянуть на то, как устроена наша работа с данными. С Кэтрин Д'Игнацио поговорил Дмитрий Муравьев.

— Первый вопрос, который я хотел бы вам задать, — не о самой книге, а о том, как вы ее пишете. Вы даете всем желающим возможность ее комментировать и предлагать правки.

— Когда мы начинали писать эту книгу, MIT Press как раз запустил новую систему PubPub. Она тогда использовалась в основном для совместного авторства. Мы загрузили первую версию «Дата-феминизма» на PubPub, и любой мог оставить к ней комментарии. Нам казалось, что это очень в нашем духе: ведь один из принципов феминизма — это принятие плюрализма. Чем больше голосов вы подключаете к работе, тем более полное знание о мире вы получаете в итоге.

— И у вас не было сомнений?

— Конечно, были. Во-первых, мы боялись, что нас будут троллить, но этого не случилось (смеется). Во-вторых, мы переживали, будут ли вообще люди вовлекаться. Тут было много неизвестных.

Но в конце концов я рада, что мы так сделали. Многие просто исправляли наши орфографические ошибки, что было приятно (смеется). Мы получили очень много содержательных комментариев — особенно от тех, кого мы пригласили быть частью этого процесса. Мы написали разным людям: «Мы тут цитируем вашу работу, не могли бы вы прочитать раздел и сказать, что вы думаете?» Наши друзья и коллеги в большинстве своем ответили, и даже несколько незнакомых нам людей великодушно дали классные комментарии. Некоторые вообще нас очень удивили: один человек распечатал всю книгу, оставил заметки от руки, а потом отдал ее мне. Это было очень мило. Нам было приятно работать в таком формате, и, повторяю, этот опыт хорошо отражает принципы, о которых мы пишем и которых сами придерживаемся.

— Я думаю, что для многих само выражение «дата-феминизм» будет, в первую очередь, связано с широко обсуждаемой проблемой неравенства женщин в IT-индустрии. Но вы говорите не только об этом: вы открыто указываете, что дата-феминизм — не только о женщинах и для женщин и не только о гендерных проблемах. Тем более что, когда мы используем такую категорию, как «женщина», не совсем понятно, какой именно опыт имеется в виду.

— Да, когда я представляла свою работу о дата-феминизме, меня часто интерпретировали неверно. Однажды мне задали идиотский вопрос: «О, я думал, вы собираетесь представить такие визуализации данных, которые используют нежные и женственные тона, разве нет?» Нам нужно в этом отношении быть очень осторожными. Один из принципов, которым мы пытаемся следовать, — переосмыслить бинарности и иерархии, но часто мы к ним невольно возвращаемся и оказываемся запертыми внутри подобной логики. Вернуться к ней — это самый простой выход, намного сложнее пытаться поступить иначе.

С узким пониманием дата-феминизма нам хотелось бы бороться. Мы бы хотели обсуждать это по-другому. Мы говорим не только о проблеме разнообразия в STEM-дисциплинах (имеется в виду понятие «STEM pipeline». — Ред.): исследования показывают, что женщины просто «пропадают» в какой-то момент из образовательных программ по математике и компьютерной науке. Мы производим дискриминирующие технологии в том числе потому, что в технологической индустрии, которая вроде бы должна служить глобальному и мультикультурному миру, доминируют белые мужчины, часть элиты. Мы имеем дело с чрезмерной представленностью мужчин, у которых, в свою очередь, проблемы с тем, чтобы делиться властью с людьми, непохожими на них.

Но у нас идет речь о неравенстве не только гендерном, но и расовом. Нередко, используя слово «женщина» без каких-то добавлений, мы подразумеваем белую цисгендерную гетеросексуальную женщину. Когда мы говорим об интерсекциональности, мы хотим дать пространство для действия и высказывания и другим женщинам тоже. Благодаря тяжелой работе, проделанной представительницами черного феминизма, уже ясно, что основанное на гендере угнетение часто усугубляется и пересекается с такими категориями, как класс, раса, физические и ментальные способности. И анализ проблем неравенства должен иметь дело с пересекающимися аспектами идентичностей.

Другая вещь, которую мы пытаемся сделать в книге, — это проявить солидарность с транс- и гендерно неконформными людьми. Потому что если мы говорим, что феминизм — это о женщинах, то что насчет транс-мужчин и транс-женщин? Как нам убедиться, что у нас небинарная концепция гендера, что мы берем в расчет и другие релевантные аспекты идентичности? Если вы проектируете автомобили, то наряду с гендером возраст, физические и ментальные способности могут быть очень важны, потому что это повлияет на то, как салон машины будет устроен и где будет, скажем, располагаться ремень безопасности. Если чьи-то физические и ментальные способности ограниченны, вам необходимо подумать о других опциях. Это я имею в виду, когда говорю, что надо учитывать множество категорий. Идеи феминистского дизайна предполагают, что точкой отсчета для проектирования продукта должен стать опыт наиболее маргинализированных людей. Нужно начинать с них, потому что системы, работающие для них, будут работать и для большинства.

— Вы говорите, что для построения справедливого и равного мира нам нужно «вернуть тела в дискуссии вокруг науки о данных». Можете ли вы пояснить, что тут имеется в виду?

— Есть книга «Невидимые женщины», написанная о том, что мир был спроектирован для мужчин, без принятия в расчет гендера, различий между мужскими и женскими телами. Но другая проблема связана с тем, как женские тела не замечают в вопросах технологического дизайна и сбора данных. Например, можно предположить, что у американских политических институтов или статистических агентств есть данные о том, сколько матерей умирает при родах в Штатах, но их нет. Потребовалось освещение материнской смертности в СМИ, чтобы федеральное правительство начало рассматривать эту проблему.

Другой пример — фемициды, большая и обсуждаемая сегодня тема в Латинской Америке. Обычно фемицид происходит, когда женщина расстается с партнером или мужем: через какое-то время он возвращается и убивает ее. Опять же даже в таких государствах, как Мексика, где есть законы против фемицидов, это все равно происходит. У государства нет способов узнать о реальном масштабе проблемы. Активистов это злит, поэтому какие-то отдельные гражданские и феминистские группы начали самостоятельно пытаться это решать. Они стали собирать данные о том, что мы называем «отсутствующими телами», — в данном случае это тела, которые в буквальном смысле пропадают, когда люди пренебрежительно относятся к сбору о них данных.

При этом мы не говорим, что сбор данных всегда имеет эмансипаторный потенциал, но есть ситуации, в которых нам необходимо требовать подсчета. Не всегда обладание конкретными цифрами может помочь что-то решить, но иногда требования подсчета — это тоже механизм протеста. Это способ сказать: «Эй, вы нас игнорируете».

— Вы много говорите о том, что данные — это часто результат властного дисбаланса. Как дата-феминизм меняет наше отношение к тому, что должно стать данными, а что нет?

— Думаю, очень важно быть солидарными с людьми, которые сопротивляются датафикации. Сейчас так много явлений и вещей оценивается количественно и превращается в данные, которые используют не те люди в неверных целях. Некоторые просто абсурдны: существуют системы, чтобы измерять задницу. Вы садитесь на сетку сенсоров, которые и заняты ее замером. Исследователи говорят, что они создают уникальный «отпечаток задницы», который можно в дальнейшем использовать в вашей машине, чтобы она вам ответила: «Привет, я узнаю твою задницу!». Мы заняты всеми этими странными и смехотворными вещами, но мы все еще не знаем про смертность при родах. Об этом — работа Мими Онуохи «Библиотека упущенных датасетов»: художественный проект, который выглядит как тумбочка с карточками. На карточках написаны названия несуществующих наборов данных. И это важные темы: например, те же фемициды в Мексике, транс-люди, которым отказывают в жилье. Когда вы достаете карточку, вы понимаете, что внутри ничего нет. Датафикация чем-то похожа на паровой каток — машину, проезжающую по участку и уничтожающую все на своем пути. Креативная экономика во многом поощряет такое поведение.

Я думаю, дата-феминизм должен солидаризоваться с теми, кто выступает против повсеместной датафикации, особенно тогда, когда использование данных приводит к дискриминации — например, к отказу в программах социальной помощи. Это сейчас большая проблема в США. Сейчас это объект борьбы для активистов как внутри технологической индустрии, так и вне ее.

— Вы критикуете современные практики визуализации данных за их «минимализм» и говорите о том, как из них исключается эмоциональное воздействие.

— Мы говорим о том, что в визуализации данных нам нужно принять эмоции. У визуализации есть истории ее возникновения, и самая недавняя вышла из науки и технологий, где быть объективным значит быть минималистичным, нейтральным, не использовать декоративные элементы. Существует, например, идея, что ты не должен иллюстрировать информацию, потому что она становится менее объективной, ты входишь таким образом на территорию убеждения. А пытаться убеждать кого-то означает обращаться к его эмоциям, а это считается чем-то плохим, неправильным. Кроме того, в системе ложных бинарностей этот шаг часто ассоциируется с женщинами: разум против эмоций, мужчины против женщин. Причем это не нейтральные оппозиции, а иерархии, в которых одна вещь заведомо лучше другой.

Мы предлагаем переоценку эмоций в визуализации данных. Мы утверждаем, что вся визуализация сопряжена с риторикой, с попыткой убедить. Часто минималистичная визуализация становится истинной из-за того, что воспринимается как нейтральная, как продукт экспертного знания высокого уровня. Мы не утверждаем, что нужно вообще не использовать визуальный минимализм. Я думаю, он может быть полезен, просто не нужно рассматривать его как высочайший стандарт. В визуализациях нужно дать больше пространства эмоциональному воздействию на разные органы чувств, апеллировать не только к зрению.

Это связано и с разными физическими и ментальными способностями людей. В этом смысле тоже можно подумать о визуализации данных, которые можно услышать, потрогать и так далее. Есть примеры муралей с данными, вышивок, прогулок, перформансов — многообразия форм. И мы уверены, что их нужно ценить!

— Вы обсуждаете множество активистских инициатив. Есть ли какие-то уроки, которые могут пригодиться для дата-феминистских проектов в других странах?

— В книге мы предлагаем подумать о принципах. Вы, скорее всего, видели онлайн-версию книги, ее новая версия будет намного более понятной (смеется). В ней заголовок каждой главы — это принцип, который мы пытаемся объяснить. Вот они в наиболее общем виде.

Исследуйте власть. Дата-феминизм начинается с анализа функционирования власти.

Бросайте власти вызов. Дата-феминизм обязывает это делать и работать на достижение справедливости.

Обращайтесь к эмоциям и телесности. Дата-феминизм учит нас ценить множественные формы знания, в том числе и тот его тип, который основан на опыте телесных ощущений.

Думайте иначе о бинарностях и иерархиях. Дата-феминизм требует от нас бросать вызов гендерным бинарностям, а также системам подсчета и классификации, укрепляющим угнетение.

Принимайте плюрализм. Дата-феминизм настаивает, что наиболее полное знание возможно получить при помощи синтеза из разных перспектив. В их соединении приоритет необходимо отдавать локальному знанию, экспериментальному мышлению и коренным народам.

Учитывайте контекст. Дата-феминизм утверждает, что данные не нейтральны или объективны. Это продукты социальных отношений, и контекст жизненно важен для проведения точного и этичного анализа.

Делайте труд видимым. Наука о данных, как и вся работа в мире, — продукт усилий многих людей. Дата-феминизм пытается сделать этот труд видимым, чтобы он был признан и соответствующе оценен.

Мы пытаемся объяснить каждый из принципов разными способами: иногда это статья о предрассудках в машинном обучении, иногда карта. Мне очень интересно, будут ли эти принципы полезными для людей из других стран. Мы с Лорен работаем в американском контексте и преимущественно пишем о местных событиях и проектах. И, хотя мы, например, говорим о Латинской Америке, мы не претендуем на глобальный охват всей феминистской повестки. Мне очень любопытно получить обратную связь из других стран.

— Проблемы технологической индустрии связаны с разными стратегиями их решений. Для некоторых они сугубо технические: писать код, который исключает возможность дискриминации. Но другие утверждают, что исключительно технических средств недостаточно и необходимо искать социальные, политические, правовые решения, чтобы исправить проблемы внутри индустрии технологий. Что вы об этом думаете?

— Сейчас многие ребята из индустрии действительно говорят: «О, мы можем решить все проблемы технологически». Во многих случаях ясно видно, что этого не произойдет. Я поддерживаю реформистские усилия по написанию «этических кодексов» (хотя мне не слишком нравится, что их так называют) для инженеров, специалистов в области информатики и тех, кто пытается интегрировать их в преподавание, что может помочь вовлечь в эти сферы больше людей. Есть столько вещей, которые необходимо сделать, поэтому нужно работать во множестве направлений. Исключительно такого рода усилий будет недостаточно. В какой-то момент необходимо будет что-то менять за пределами датасета.

Источник: colta.ru

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
модные новости на elenamalisheva
Добавить комментарий